Омерзительное чувство – лежать, как выпотрошенная рыба, тяжело дышать и практически ничего не соображать, когда нужно активно шевелить извилинами. А не получается. И омерзение к самому себе накатывает с новой силой, заливается удушающей волной в горло, вынуждает рвано хватать воздух ртом, словно та же рыба, только уже на раскалённой сковородке.
  Армель метался в бреду уже неделю, может больше. Краткие часы относительного затишья лишь усугубляли положение: настроение уползало  под плинтус, самочувствие замирало на отметке между «отвратительно» и «пристрелите меня кто-нибудь из жалости», но говорить об этом медсёстрам мужчина считал ниже своего достоинства. Да и зачем людей отвлекать, у них и так проблем по горло. Хотя бы потому, что из всех археологов, сунувшихся в тот проклятый Богами храм, выжил только он, Армель Роберто. Остальные отправились к праотцам, агонизируя буквально за стенкой палаты, и оставалось скрипеть зубами от с трудом сдерживаемого бессилия и боли. Самому было не лучше, будто кто-то выворачивал суставы наизнанку.
   Члены команды кричали. А Роберто молчал, прокусив губу до крови. Постепенно, один за другим, коллеги покидали этот мир: люди с серыми, осунувшимися лицами, уносили их на носилках, видны были только ноги с бирками на больших пальцах. Подумать только, всё, что осталось от примерного семьянина, любящего мужа, заботливого отца! А у некоторых даже внуки появились…
   От подобных зрелищ омерзение усилилось, стало невыносимым. К нему на помощь пришли температура и странные видения сродни галлюцинациям. Археологу чудились стоны, скрипы, вой за окном, а смотреть в сторону небольшого шкафа и вовсе не хотелось – отчего-то безумная мысль утверждала, что в нём поселилось неведомое чудище. Как в детских страшилках про бабайку. Конечно, смешно, просто обхохочешься. Но видения полностью подчиняли себе разум, не давая различить, где наваждение, а где реальный мир.
   В таком состоянии, подвешенном, на грани, Армель пробыл ещё неделю, затем симптомы сошли на нет. Не верится даже. Всё, что осталось, это лёгкая головная боль, слабость и сухость во рту. Мужчина просил пить каждые полчаса, нещадно кусал трескающиеся губы, кожица кое-где была до крови содрана, кое-где же росла новая. Однако медсёстры выдавали всего одну кружку в день, предпочитая поить Роберто гадкими лекарствами из баночек, наивно считая, что именно препараты с труднопроизносимыми названиями спасли одну-единственную жизнь. Переубеждать их просто не было сил. Проще самому сходить и взять, благо вечером медсёстры обычно скрывались в ординаторской, дабы выпить чаю, посплетничать и откушать сладкого.
   Армель тоже был бы не прочь шоколада, но вода на этот раз важнее. Так, где там у нас бутылка с дистиллированной водой, зело полезной и вкусной, без тяжёлых металлов и примесей? Ну да, разумеется, в самом конце коридора, до которого ещё добраться нужно.
   С трудом сдержав тяжкий вздох, археолог спустил ноги с кровати, зябко поёжился. Холодно. Не привыкать, и не такое переживали… Путь до двери занял довольно много времени: каждый шорох или подозрительный звук заставлял замирать, как вкопанному и напряжённо прислушиваться. Когда опасность вроде как уходила прочь, Армель снова двигался вперёд, к воде и свободе. Длинный, ярко освещённый коридор, скамейки по бокам стен, выкрашенных в светло-голубой цвет, полуоткрытая дверь в ординаторскую. Мимо нее Роберто крался тише мыши, обнаружив в себе явный талант: несмотря на слабость, он прекрасно контролировал своё тело и не издал ни звука. Даже странно… Что бы это значило?
   Чуткий слух не нужен был для того, чтобы услышать смех медсестёр, а нюх – чтобы учуять запах ароматного чёрного чая с жасмином. И торт. Бисквитный. Дева Мария, как у него это вышло?! Археолог растеряно помотал головой, не понимая ничего. Обычный человек вряд ли сможет уловить столь тонкие нюансы и оттенки, учитывая заложенный нос и с трудом перенесённую болезнь. Что за чёрт, хотелось бы знать?
  Но время идёт. Стоило завершить паломничество и вернуться в палату, а то получать нагоняй за нарушение режима не очень-то приятно. Быстро, но тихо добравшись до заветной бутылки, мужчина взял одноразовый стаканчик, наполнил его и залпом выпил. Затем ещё и ещё, пока живот не заболел, протестуя против подобного изощрённого насилия. Как назло, губы остались такими же сухими и зудели, ехидно напоминая, что организм ещё не полностью восстановился.
    Невезение и всё тут!
  Армель ради очистки совести налил ещё воды и, пользуясь случаем, осмотрел эту часть коридора. Небольшая скамейка, окно, выходящее на красочную панораму стены соседнего дома, да дверь в чулан или кладовую, не понятно. Санузел находился в другой стороне, туда часто туда-сюда бегали пациенты, а данная часть коридора не пользовалась спросом. Видимо, и правда ничего примечательного.
   Только вот… Что там за шум, в чулане? Не крысы же, смешно подумать!
   Роберто поставил стаканчик на скамейку и приблизился к странной двери. Слух подсказывал ему, что там кто-то есть, и явно не уборщица, так бы давно вышла на свет божий и разоблачила вечернего нарушителя. Можно построить тысячи и миллионы догадок, но самым правильным будет метод великого китайского мудреца «сходи и проверь, что там шевелиться», или проще говоря, метод ненаучного тыка.
   Других вариантов всё равно нет. Мужчина не стал более размышлять, поморщился от резкой вспышки головной боли, которая не мучила его с самого утра, а тут вдруг проявила себя, и распахнул злосчастную дверь. Да так и замер, удивленно воззрившись на девушку, точно не бывшую ни разу в больнице ни как пациентка, ни как гостья.
    - Ты кто? – тихо, чтобы не привлекать внимания, хрипло спросил Армель, силясь понять, что забыла дама в таком месте. – И как попала в чулан?

Случайности не случайны или, говоря более приземленно, что тебе встретилось, то и хватай, пока не убежало. Принцип достаточно полезный и актуальный, если ему следовать, но вот хватать незнакомых девушек, против которых настроены, судя по всему, все швабры мира, не рекомендуется. Мало ли, вдруг гнев средств для уборки перекинется и на чужую, ни в чём не повинную голову?
   - От кого, позвольте узнать, вы прячетесь в больнице? – всё же дам стоит уважать и не опускаться до панибратства: на брудершафт они не пили. – Тем более в… подсобном помещении? – манипуляции девушки с банками-склянками, ведром и прочей утварью выглядели бы смешно, не будь лицо «жертвы» несчастным и печальным донельзя. Добросердечный Армель не мог переступить через себя и обидеть её, это как котёнка ударить! Хотя явление в чулане и вообще прятки казались откровенно притянутыми за уши, ни чуточки не проясняя ситуацию. Кто она, откуда, как оказалась здесь? Сплошные вопросы и ни единого приличного ответа.
   С первого взгляда незнакомка вызывала смешанные чувства: недоумение, расположенность, подозрение и интерес. Будто бы обгорелые кончики волос призывно маячили, притягивая к себе любопытные взгляды. Обычное лицо, но с приятными довольно чертами, правда, Роберто ко всем предпочитал относиться заведомо доброжелательно. Возможно, она и не заслуживала подобного отношения, возможно, была врагом или, чего доброго, кровожадным убийцей, но археолог предпочёл об этом пока не думать. Голова раскалывалась с завидным старанием, словно в ней поселилась ватага строителей. Ленивых строителей, которые вразнобой стучали молотками по любым доступным поверхностям, создавая гул и звон, сводящий с ума.
  Армель вымученно улыбнулся, отмечая похожую гримасу страдания на лице незнакомки. Она что-то лихорадочно  искала, почему-то держась за голову. Роберто потёр виски похолодевшими пальцами и проследил за взглядом незнакомки – шляпа, лихая, ковбойская, как в фильмах про Дикий Запад, сиротливо лежала практически у его ног. Мужчина наклонился и поднял сокровище девушки, повертел её в руках, слабо улыбаясь. Нужно быть очень самоуверенным, чтобы в таком виде расхаживать по парижским улочкам. Или уметь за себя постоять, чего по владелице шляпы и не скажешь сразу.
  Внешность бывает обманчива, - одёрнул себя Роберто и протянул новой знакомой шляпу.
   - Не теряйте больше, - ведра и швабры выглядели воинственно и грозно, однако справиться с ними шанс был, и немалый. – Выбирайтесь осторожно, это не лучшее место для пряток.
   Со стороны ординаторской внезапно раздались слишком громкие голоса и шаги – кто-то из медсестёр изволил выйти на вечерний обход и со стопроцентной гарантией их заметит. Мысли испуганно заметались из стороны в сторону, не давая ни одной дельной идеи для спасения. Медсестра, круглая и румяная, как сдобный пирожок, выкатилась из комнаты, сыто икнула и повернулась к нарушителям спокойствия с таким видом, будто к ней снизошёл сам Христос.
   Армелю пришлось соображать быстро, очень быстро. Что-то зашептало ему, наверное, интуиция, или нечто иного рода, советы, и мужчина мгновенно, чудным образом оказался подле медсестры. Он сам не успел осознать, что произошло и как так вышло. Лишь голова гудела всё сильнее.
   - Простите, я знаю, что правила больницы не позволяют водить гостей в столь поздний час, но тут дело особое… - лишённый слуха с детства, а, следовательно, и хорошо поставленного голоса, археолог никогда не покорял дам серенадами. Он их вовсе не покорял, предпочитая общество слабого пола книге. Но сейчас будто чёртик на левом плече шептал ему нужные слова, а собственные интонации поражали тембром и заключённой в них силой. – Меня сестра пришла навестить, она работает с утра, в другое время не может… Сделайте исключение, если вас не затруднит, - глаза медсестры заволокло поволокой, она вяло, точно кукла на ниточках, кивнула и вернулась в ординаторскую, словно ничего не случилось. Тут же раздался грудной смех, шутки, звон чашек. То ли гипноз действовал не больше нескольких секунд, то ли у него свойства такие – непонятно. Армель скривил губы в болезненную линию, помотал головой, чтобы унять кружение окружающего мира. Слабость снова навалилась жарким удушьем, хотелось сесть прямо здесь и умереть.
   - Что-то я совсем расклеился, - виновато фыркнул археолог и покосился на девушку-ковбойку. – Простите… Давайте в палату уйдём, а то кто угодно ещё выйти может. – Собрав скудные силы в кулак, Роберто добрался до палаты, щёлкнул выключателем, зажигая неестественный, холодный свет лампы под потолком и едва сдержался, чтобы не рухнуть ничком на кровать. Пришлось опускаться медленно, расслаблять все мышцы и ждать, пока бессилие ослабит стальную хватку на висках.
   - Это не моё дело, потому спрашивать про причины и цели не буду, но… Как вас зовут хоть? – боль немного утихла, однако при взгляде на девушку почему-то возникало острое ощущение дежа вю. Интуиция вопила, что есть в ней что-то… Родственное. Каким образом?! – Я Армель, археолог, рад встрече, - и не слукавил же, искренне рад. Ему как раз не хватало душевной компании среди этих глухих к страданиям стен.

Попадая в замкнутое (условно) помещение с незнакомым человеком, а тем паче, девушкой, испытывать некоторую неловкость вполне естественно. Армель давно вышел из пубертатного периода, к тому же интерес к прекрасному полу благополучно обошёл его по широкой дуге. Так что неловкость он ощутил иного рода: как говорить с Лорой, не показавшись навязчивым, занудой, подозрительным  и вообще не действовать на психику? С детства усвоенный постулат «относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе», прекрасно действует в реальной жизни, что бы не утверждали излишне пессимистичные личности. Археолог предпочитал видеть в людях лучшее и ожидал от них того же.
     - Видел ваши успехи на этом поприще – достойно уважения, - мягко улыбнулся мужчина в ответ, оценив самодостаточность собеседницы. Смеясь над собой, не позволяешь смеяться другим. – А чем вы занимаетесь вне рабочего времени? – предупреждая резкий отказ или напряжённость, которой вовсе не нужно было, Армель миролюбиво прикрылся раскрытыми ладонями – дескать, если не пожелаете отвечать, право ваше, залезать в душу, ковыряться в ней сапёрной лопаткой не стану.
   Организм категорично вопиял, что ему плохо, и пока приступ не кончится, сидеть (или почти лежать) Роберто точно живому трупу, пусть оксюморон этот порядком и заезжен. За сочувствием он никогда не гнался и на показ не страдал, считая такое поведение аморальным. Если кому-то есть дело до ваших вед, отлично, проходит же мимо – пусть проходит. Останавливать, пытаться вымолить подачку… Увольте. Напротив, искреннее сопереживание Армель тонко различал от фальши, потому благодарно взглянул на Лору.
      - Не то чтобы очень… Не стоит беспокоиться, скоро пройдёт, - шляпа на коленях воительницы, трепетно очищаемая от несуществующих пылинок, показалась хорошим поводом продолжить беседу. О погоде говорить как-то не комильфо.  – Вы интересуетесь Америкой? Или просто воспоминание?
   Логично, большинство людей о таком не расскажут парню, которого знают от силы минут десять. С другой стороны, уйти незамеченной Лоре вряд ли удастся, прыгать из окна (четвёртый этаж), не вариант, а «убрать» источник шума, то есть любопытного археолога… Армель верил в людей. И даже не думал о столь антигуманном повороте событий.
   Головная боль, свернувшись клубком где-то в правом виске, поутихла, точно присмиревшая змея, и стало немного легче дышать, думать, жить. Зрение обрело былую чёткость, даже больше – неоправданно ярко и точно подкидывало разуму мельчайшие детали. И это несмотря на проблемы с глазами! Ладно, чего не бывает в мире подлунном…
   Роберто устыдился изображать умирающего и медленно встал, собираясь если не превратиться в радушного хозяина, но хотя бы открыть окно – в палате было жутко душно, как ему показалось. Вечерело, и улицу можно было разглядеть лишь в узком круге света, отбрасываемого фонарём. Комнату быстро наполнил горький запах города, переплетённый с нотками прелого снега, стылых парижских улиц и тайн, что умело прячут сильные мира сего. Боги, но как же, как Лора оказалась в чулане? Не с Луны же свалилась!
   Об этом стоило подумать. А ещё о том, почему она так старательно прячет что-то под плащом. Армель не особо понял, что именно, но всё же подозревал: явно не дамскую сумочку. А впрочем, лезть в душу он не станет. Иногда там обретаются самые настоящие демоны – зависит от человека.

- Стихи? – он немного удивлён. Скорее не самим фактом, а тем, кто признался в нём, так тихо и виновато, будто недоговорил нечто необыкновенно важное. Про любовь, выбор и свободу пишут все, кому не лень, и зачастую строки из-под клавиатуры или ручки выходят откровенно бесчувственные. Если не откровенен даже с самим собой, то нечего и думать о том, как показать изумительную гамму эмоций другим.  – Мне сложно что-то внятное сказать, раз я их не читал, но занятие не из плохих, - и всё равно, продолжил Роберто мысленно,  была маленькая ложь в твоих словах. Мужчине иногда удавалось уловить тончайшие нотки фальши и понять, врут ему или нет. Правда, какое дело, чем занимается Лора в свободное время? Явно не цветы выращивает.
   В собеседнице чувствовалось двойное дно. Спрятанная драгоценная шкатулка, раскрыть которую дано лишь избранным, или близким людям, или друзьям… Или тем, кого Лора посчитает таковыми. Искать тайну, раскапывать незначительные детальки и очищать их от пластов времени и обмана самая подходящая работа для археолога, однако человек – существо тонкое и ранимое, использовать его, словно безмолвную и равнодушную ко всему кость отвратительно. Потому Армель уважительно относился к чужим тайнам. Желают высказаться – слушает, не желают – молчит, не действуя на нервы. А в случае с ковбойкой уклончивый ответ послужил лишь знаком-пометкой – запомни это, спрячь как важную деталь до поры до времени, и прими как данность её существование.
   Мешать девушке решать свои вопросы он не стал – обычно в таких случаях бралась потрепанная жизнью книга, и время улетало незаметно, но книги не было, а занятие придумать тоже нужно. Археолог, пользуясь воцарившимся в палате спокойствием, ненавязчиво рассматривал девушку, подмечая усталый вид, плащ с каплями грязи в самом низу подола, крашеные кончики волос и общую неприметность, что ли. В толпе взгляд зацепится за Лору, скользнёт по лицу, фигуре, оставит на память чёткий «снимок», и тут же забудет. Идеальная внешность для самого разного рода профессий: он шпиона до убийцы. Отчего-то на ум приходили исключительно криминальные, беда какая. Разве столь хорошая девушка может кого-то убить?
   А почему и нет?
   Она не пугала. Не в тривиальном смысле, больше вызывала лёгкий трепет в груди, как в детстве, перед первой и единственной серьёзной дракой в его, Роберто, жизни. Предвкушение, азарт. Ни капли страха или ненависти.
   О чём Армель и сказал, без проблем перейдя на «ты» - раз того желает собеседница, то нет повода ей отказать.
    - Не волнуешь, - голос Лоры излучал спокойствие и странную сладковатую силу, остающуюся на языке привкусом шоколада. Похожее чувство мужчина испытал после разговора с медсестрой, и пусть он не до конца разобрался в содеянном, но сейчас происходит нечто похожее. И не грех уточнить, что именно. – Я вижу в тебе интересного человека и собеседника, а не врага. Удивляться? – тихий смешок. – Поверь, я был в таком месте, которое удивило бы и подкованного в мистике профессионала. И мои друзья… Знакомые, все погибли, вернувшись оттуда. Один я остался жив, - интонации Лоры будто волны накатывались на Армеля, окутывали слабым сиянием и истаивали брызгами. Не действовали, или совсем чуть-чуть, на грани ощущений. – Теперь вот мерещится всякое. Может, ты знаешь больше меня? – Роберто склонил голову на бок и прищурился, пробуждая в себе необычайно легко то самое чувство полёта, испытанное совсем недавно в коридоре. – Странная ты и странный я. Боюсь, это покажется не менее странным, но я вижу сходство между нами…
   Извинения же мужчина принял без слов – просто подумав.

Первый шок подобно волне сдался под напором второго, опал круглыми пенными барашками и исчез, оставив лишь флер недосказанности и любопытства. Знание английского никого не удивляет, конечно, если человек считает себя интеллигентом, а не безнравственным скотом, только и могущим, что кидаться на любого «не француза», исторгшего противные природе звуки вполне себе приятной речи.
   Смысл гораздо важнее формы. Армель умел находить смысл в бесполезных на вид осколках древних пиал и костях давно почивших людей, потому и слова Лоры вызвали у него больше профессиональный интерес, чем недовольство. Она что-то знает и открыто демонстрирует, что знает. Как можно упустить столь редкий шанс разобраться в других и в себе самом?
   Мужчина расслабился, не чувствуя опасности от ковбойки; сел на кровати по-турецки, склонил голову на бок, ненамеренно поворачивая туда-сюда кольцо на большом пальце. Успокаивает и даёт минимальную, но все же опору разуму, чтобы не ухнуть в бездну безумия, творящегося вне тихой пристани души археолога. Нечто не от мира сего, лёгкое и ненавязчивое, кружило вокруг Армеля, изучая или выжидая. Определить вкус, цвет, форму и запах не получалось, эфемерный «огонёк» лукаво мигал на периферии зрения, мешая себя как следует рассмотреть. И чёрт с ним.
  - Я удивляюсь почти всю свою жизнь, - усмехнулся Роберто, вспоминая, как сторонились его первое время одногруппники в университете, как подтрунивали беззлобно, как обижались потенциальные девушки… Как улыбалась мама, вероятно, видя что-то в единственном любимом сыне, но не желая печалить страшной вестью. Или не такая уж она и страшная на поверку? – Почувствовал, Лора. Пока болел, и там, в храме… То, что начало все это, существовало давно, вероятно, наша экспедиция лишь распространила заразу по Парижу, полагаю. Я не понимаю, что со мной, но ты ведь уже умеешь пользоваться своей… Силой? – по телу вдруг пробежал холодок, как если бы в морозный погожий день резко рванёт ветер, забираясь под куртку, и вымораживая кожу. Армель вздрогнул, замирая. Рука, истязающая кольцо, остановилась и протянулась вперед в попытке поймать источник «холодка». В пальцах, увы, трепыхалась одна пустота.
   - Оно реально. Все кошмары и видения. И ты сейчас тоже очень реально что-то сделала. И глаза… - мужчина подался вперед, почти как ребёнок, привлечённый редкой игрушкой. – Твои глаза красные, знаешь? – в голосе не было ни капли презрения, ненависти, отвращения. Искреннее любопытство, уважение, азарт. Доверие. – А голос подобен пению русалок. Чудеса, ставшие явью…
   За окном завыла бродячая собака, скуля и тявкая на какого-то прохожего, а затем с зловещим предсмертным лаем умолкла. И больше не издала ни звука. Фонарь всё также отбрасывал острые тени, к ним прибавилась ещё одна – длинная, определённо человеческая. Ровные, чеканные шаги гулко отражались от стен домов, приблизились к зданию больницы, замерли, и отправились назад. Неизвестный тихо выругался сквозь зубы, цыкнул, с шуршанием скользнула будто бы змея в кожаный чехол.  Армель вздрогнул, осознавая, что это было далеко от них, было нереально жутко, а ещё – вряд ли подобное мог сотворить обычный человек.
   - Знаешь,  тебе лучше остаться здесь на ночь, - не волнуясь отчего-то, совершенно без внутренней дрожи, сказал археолог, задёргивая занавеску на окне. – Опасно молодым девушкам гулять по тёмным улицам, - спрашивать, от кого же всё-таки убегала Лора, не стоило второй раз. Захочет – расскажет сама. Но способности, далёкие от нормальных, говорят сами за себя. Быть может, и за ним объявят охоту?.. – Хочешь чего-нибудь? Еды, или попросить раскладушку?

Тогда, в храме, всё казалось поразительно невинным: привычные руины, покрытые мхом и лишайником, ограждённые правительством от посягательств вандалов и любопытных подростков. Мафия строго следила, чтобы никто без специальных бумаг от самого Короля не смел даже приближаться к строению, бывшему раньше то ли храмом, то ли лабораторией, никто уже толком и не вспомнит. Зато Его Величеству захотелось узнать все тайны строения, и он отправил экспедицию за новыми знаниями. На погибель.
   Нет, сперва ничто не предвещало, как в таких случаях говорят, беды. Под чутким руководством Армеля археологи расположились внутри объекта, тщательно подготовили инструменты и начали работу, изредка прерываясь, если кто-то из соратников находил нечто занимательное. Сам Роберто тоже не плевал в потолок, а старательно собирал странную зеленовато-голубую плесень с одного из валунов – плесень казалась живой, хотя быть такого не может, верно? – и запихивалась в банку с величайшим трудом. Упорный мужчина не сдавался, порезал палец, но всё равно победил неизвестное нечто под добродушные аплодисменты друзей, наблюдавших за «битвой века».
   Проведя практически день в руинах, археологи нашли достаточно, чтобы не впасть в немилость молодого правителя, собрали пожитки и бодро двинулись по домам. Образцы и ценные находки они отдали Армелю как руководителю экспедиции, и он, в общем-то, против не был. Смысл страдать из-за задержки в родном институте, если дома ждёт лишь кошка, которую наверняка покормит сердобольная соседка?..
   Итогом стала страшная весть: все археологи слегли с простудой, вроде ничего смертельного, но не десять человек с одинаковыми симптомами! Армель надеялся, что температура и слабость быстро пройдут, схлынут, как волны, оставив после себя чистый песок, но не повезло. Друзья и знакомые умирали, а он, качаемый в колыбели бреда, чувствовал, что меняется, медленно, по кусочкам, но с каждым часом неуловимые перемены охватывали его тело и разум.
   Он в них ещё не разобрался. Сила, слабость? Кара Господня? Или всему виной та проклятая плесень, так легко погубившая стольких славных людей? Тяжело представить, что кому-то на Небесах хотелось наказать неизвестными способностями обычных, ничем не примечательных людей. Конечно, Роберто не отрицал возможность тайн в жизни Лоры – и они определенно были! – но свою жизнь он знал вдоль и поперёк. Ничего сверхъестественного, ни предательства, ни краж, мужчина всегда стремился жить по правилам, не обижая никого и оставаясь как бы смягчающей подушкой для спорщиков. Где же он допустил роковую ошибку?...
   - Не уверен, что правда сильнее, - Армель виновато пожал плечами, хотя толком не знал, за что же извиняется. – Но поверю тебе… Наверное, скоро всё встанет на свои места. Мифы, сказки, реальность… Она правда страшнее, чем любой ужастик, - горький смешок вырвался непроизвольно, чисто для поддержания разговора. Ведь всем известно: не знаешь, что сказать – глупо хихикай или многозначительно улыбайся. В первом случае тебя примут за идиота, а во втором и за умного сойти можешь. – Я не чувствую дискомфорта, когда совершаю что-то… - Роберто неопределённо взмахнул кистью, надеясь, что девушка и без слов его поймёт. – Словно всегда так делал, оно у меня в крови. Хотел бы узнать о результатах исследований той плесени, - скорее сам себе, чем Лоре, пробормотал Армель, вспоминая, что никакой информации после госпитализации о находке не получал. Будто и не было ничего. – Когда выйду отсюда… - Надежда, как говорят, умирает последней. Кто примет обратно переболевшего неизвестной науке заразой молодого человека? Его добить бы из жалости разве что… Но сдаваться археолог не привык, также как и погружаться в собственные проблемы без остатка. Он всё это время ненавязчиво наблюдал за собеседницей, её шляпой, подмечал мелкие детальки. Потому не стало неожиданностью изменение в самочувствии ковбойки.
   Кряхтеть, точно старуха, полная сил девушка не должна, это факт. И стремиться познакомиться с полом тоже, между прочим. Армель успел приметить момент, когда Лора опасно качнулась, будто у неё адски разболелась или закружилась голова, и спешно соскочил с кровати. Придержать тело, не дать упасть – дело нескольких секунд, Роберто не отдавал себе в который раз отчёта, что двигается гораздо быстрее нормальных людей. Ну и к чёрту, в самом-то деле!
   - Что с тобой? – он заботливо взглянул на девушку, которая пыталась прикрыть усталые и полные глубочайшей тоски глаза родной шляпой. – Плохо, я вижу. Дева Мария, какой стульчик, что ты! – археолог уверенно подтолкнул неожиданную сообщницу (подругу, товарища по несчастью?) к кровати, спокойным, но не дающим права на возражения тоном, приговаривая: - Не могу я позволить спасть на стуле, совесть заживо съест, пойми. Ложись на кровать, или хотя бы постелю на полу… В палате не очень холодно.
   В коридоре до сих пор слышался приглушённый смех и разговоры. До утра, если повезёт, медсёстры не заглянут в палаты, так что волноваться не о чем.

Не видеть человека? Это как вообще? Армель нахмурился, не понимая: он не из праздного любопытства пытается помочь, а искренне, от всей души,  в которую могут плюнуть все, кому не лень. И плевали же! Только вот больше помощи от археолога они не дождутся, не говоря уже о призраке доверия. Лора явно была девушкой самостоятельной и независимой, раз даже в таком состоянии умудрялась бороться за свои права и личное пространство. Навязывать своё общество мужчина не любил, потому покорно отступил на несколько шагов, удостоверившись, что новая знакомая не рухнет в обморок, лишившись опоры.
   «Она не хочет спорить из-за столь глупой мелочи, - заключил Роберто, садясь на ту же кровать, что и Лора, но немного дальше, чтобы не вызвать негатива. – Разумное решение. Но ей плохо, тут не нужно быть экстрасенсом или гадалкой. Скорее всего, причина в её способностях…». Додумывал Армель мысль недолго: быстро наскучившая тема сменилась иной – что ответить на не то чтобы грубое, но уязвлённое заявление? Армель обычно интуитивно чувствует, когда его слова или поведение ранит других; сейчас сосущего под рёбрами сгустка пустоты не наблюдалось, лишь лёгкое беспокойство за ковбойку, которой становилось всё хуже.
   - Я тебя вижу, - возразить хотелось чисто из иррационального, по-детски незлобивого упрямства. – Извини, если что-то не так, - мужчина пожал плечами, дескать, как умеем, так и делаем, уж не обессудьте-с. – А? – он удивлённо приподнял бровь, повернувшись корпусом к собеседнице, которая старательно прятала глаза под шляпой. Скрытная какая! И ведь не сорвать эту шляпу, никак и никогда – чужие реликвии трогать себе дороже. Как религиозная догма, запрет, если хотите. – Что ты сказала? Английский?.. – изумление вполне обосновано: не каждый рискнёт общаться на международном языке, который во Франции, конечно, знают и изучают, но многие люди старой закалки мгновенно вызверяются, услыхав стройные звуки. Сам Армель в начальной школе прошёл курс английского, но потом углубился в латынь и мёртвые языки вообще пополам с литературой, так что из фраз Фостер понял лишь «мальчик» и «вежливых». Сложить один и два получилось без проблем, но результат слабо тянул на тройку. Два с минусом и то слишком много.
   «Надеюсь, она просто рассуждает вслух. Некрасиво было бы с её стороны говорить нелицеприятные вещи при мне, учитывая, что ни слова не понимаю. Надо будет наверстать упущенное на досуге, если разберусь с насущными делами».
    - Лучше сделаю вид, что ничего не слышал, - усмехнулся Армель, сладко потягиваясь. Он не был приверженцем традиционных взглядов в узком смысле, так что против этого языка ничего не имел. – Квартиру… Комнату, конечно, дешевле, но мало кто пустит в своё жилище незнакомого человека. В этом плане консерваторов и просто неприятных типов пруд пруди в нашей просвещённой столице. – То, что Лора отчего-то называет его часто по имени, не настораживало, а наоборот, располагало. В конце концов, разве так плохо знать имя и озвучивать его, если оно красивое и нравится? – Могу дать несколько адресов знакомых, но, как вариант, можешь пожить и у меня… Лора. – Роберто сказал это совершенно спонтанно, руководствуясь исключительно не вовремя шепнувшей нужные слова интуицией. Или просто отплатил той же, быть может, приятной монетой. – Не в палате, разумеется, - шутка юмора так себе, но и комиком археолог не вызывался работать. – Есть своя квартира, кроме меня ещё кошка. Любишь их? – разговор плавно перетёк вообще на нейтральную тему. Так даже лучше. Беседы о сверхъестественном пусть висят на совести тех, кому это нужно, а сейчас покой дороже знаний.

Извинения, если они исходят из глубины души, от самого сердца, как говорят, принять гораздо легче, чем откровенную фальшь. Бывает ведь, что собеседник спрятался в своём мирке, потерял нити с реальностью и говорил, говорил, говорил… А потом вдруг – раз! – и осознал, что язык и губы, эти вечные предатели, завели своего хозяина на скользкую, нехоженую тропинку. Выбраться с нее на яркую, освещённую и ровную дорогу тёплых, приятельских отношений порой не так-то просто. Никогда не угадаешь, как поступит обиженный и оскорблённый – великодушно простит, сделает вид, что ничего не слышал или наоборот пустится в нападение, опаляя острыми словами-укусами болезненные, кровоточащие раны на теле несчастного.
   Армель был упрямцем, каких поискать, раскаявшихся прощал, не задумываясь, каким бы боком ему такой альтруизм позже не вылез. Разве не легче простить, забыть дурное, чем копить его в себе долгие годы, чтобы злоба и ярость сожрала тебя изнутри, по кусочкам? Именно поэтому добротой археолога не раз и не два пользовались, в один прекрасный миг упираясь в стену отчуждения и холода, если не истерики. Сейчас Лора не вызывала раздражения, глухого и тщательно скрываемого. Скорее сочувствие и порыв понять то, что ещё не ведомо. Лезть в чужие дела, конечно, плохо, но общение для того и придумано, чтобы узнавать друг о друге нечто новое, необычное.
    - Не стоит, я ничуть не обижен, - Роберто ободряюще улыбнулся девушке, на самом деле не испытывая негативных чувств. Лёгкое недовольство собственным невежеством, разве что. – Поверь, из всех людей Франции тебе попался самый занудный и толерантный, - сказаны слова были чуточку грустным, ироничным тоном. Ирония над самим собой, своим характером и недостатками, что проявляются в сложных ситуациях сами по себе, без контроля разума или логики. «Настроиться?..». Ощущение неправильности скользнуло по нервам и пропало, скрывшись за ворохом новых слов и мыслей. 
   - Французы, но очень лояльные. – Пояснил Армель, уже на уровне подсознания понимая, что ковбойка согласится жить у него хотя бы по причине не желания искать новые неприятности. Старые висят на хвосте, наверняка, и для девушки явно неприятен факт причинения неудобств незнакомым людям. Её стремление понятно и вполне закономерно, правда археолог не стал озвучивать знание: Лора в любом случае согласилась бы на какое угодно убежище, укрытие, пусть на несколько часов спокойного, может, едва нервного сна. – К тому же я сперва хочу попробовать помочь тебе сам, раз уж нас посчастливилось встретиться, - «Или не повезло? С какой стороны посмотреть. Чтобы оценить все прелести жизни, нужно смотреть сразу в три стороны зеркала мира». – О, ничуть не против того, чтобы ты оставалась подольше, - строить планы, не выбравшись даже из больницы – глупое занятие, но иного придумать трудно в четырёх стенах. – Кроме кошки никого со мной нет, так что никому не помешаешь.
   Она пытается его отговорить? Возможно, подтекст не был бы заметен, не обращай Аремель внимание на то, как говорят, а не что. Огромная разница, если честно. Зияющая пустотой пропасть, в которую проваливаются те, кто не умеет ни слушать, ни слышать. Без сомнений, у ковбойки проблемы, опасные знакомые и тяжелая память, но и Роберто не лыком шит. Мужчина слабо понимал причину появления у него способностей, не доступных ранее обычному человеку, но отчего-то был уверен: пока ещё есть время, можно оградиться от творящегося ужаса, спастись самому и спасти других. Возможно, есть и другие «необычные» и они помогут. Или попытаются уничтожить врагов, на такое не закрывают глаза умные люди. Ничего, поживём – увидим и тогда уже точно сможем определить, кого пускать на порог, а от кого отбиваться изо всех сил.
   Пока что решение за Армелем. И он не собирался отказывать от своих слов, как бы трудно после не пришлось.
   - У меня бывали и ночные экспедиции, а ещё чаще я засиживаюсь до утра в университете, где работаю, - доверительно сообщил шатен, не считая информацию сверхсекретной или стоящей утаивания. – Не вижу проблему в биологическом ритме, - он прикрыл глаза устало, всё же перенесённая болезнь давала о себе знать, а происшествие с медсестрой только усилило слабость и изнеможение организма. Скоро он так же, как Фостер, свалится с ног, и некому будет тащить безучастное тело до больничной койки. – С удовольствием послушаю твою музыку, - не покривив душой кивнул Армель, не умеющий ни ноты приличной выдавить из инструмента. – Люблю приятную компанию, а соседи… Переживут, - к людям, не терпящим чужих невинных привычек, археолог относился с неприязнью и оттенком снисхождения. Он искал в окружающих добро и разочаровывался, если поиски оказывались тщетными.
   «Лошади? – повторил про себя, и представил, как Лора катается по степям на гнедом жеребце. Ковбойская шляпа, развевающиеся волосы и сокол в небесах – таким виделся Дикий Запад европейцам, и Роберто, не бывавший там, склонен был верить слухам и рассказам, хотя наверняка все они несусветная чушь. Просто чушь, хотя и красивая. – Пока не буду спрашивать подробнее… Наверняка с ними связаны воспоминания о прошлом, а его бередить всё равно что палкой ковыряться в открытой ране».
   - Я рад… Эй, что с тобой? – ковбойка покачнулась и упала на кровать. Шляпа покоилась рядом, словно не желая опускаться на жёлтый больничный пол. – Выдохлась. Или без сознания? – мужчина осторожно проверил пульс, с грехом пополам смог убедиться, что оный существует и устроил новую знакомую на кровати. Раздевать её – себе дороже, только что обувь снять не мешало бы. Армель так и сделал, накрыв Лору одеялом. – Отдохни, а завтра я попробую выписать нас, - какое сладкое слово – нас! Просится на язык, точно конфета со вкусом детства. – отсюда. Все проблемы решаться, уверен. Спи, и кошмары обойдут тебя стороной, дитя прерий… - Голос звучал, словно сам по себе и говорил странные вещи, но археолог слабо отдавал себе отчёт в том, что именно делает. Усыпив девушку, он пристроился с другого края кровати и мгновенно уснул. Как и обещал, без кошмаров.

Ему редко снились сны. Практически никогда. Назвать сном странные, хаотичные обрывки из прошлого, перемешанные в чудный коктейль с настоящим, не поворачивался язык. Армель просто спал, проваливаясь все глубже и глубже в мягкую, как перина, тьму, и чувствовал себя непередаваемо спокойно. Тьма обволакивала его, дарила покой и умиротворение. Наверное, в ней археолог чувствовал нечто родное, совсем не опасное, будто бы когда-то знакомее, но забывшееся по грузом прожитых лет и выдержанных испытаний.
У тьмы были волчьи глаза.
Отчего-то это совсем не пугало, даже притягивало, разжигало любопытство. Во сне возможно всякое, самое нереальное и ненормальное приобретает там отпечаток правильности. Армель улыбнулся спросонья, вспоминая, как игрался в детстве с маминым перстнем. На нем был выгравировано какое-то животное, скорее напоминавшее волка, нежели кого-то другого. Красивый, статный зверь с внимательными, умными глазами. Именно спокойный, всепроникающий взгляд волка слился в воспоминаниях Роберто с взглядом матери – она хоть и слабела с каждым днем, но никогда не падала духом. Словно ее поддерживал невидимый прочный стержень, не дающий покинуть ее дорогих мальчиков слишком рано. Ведь мужчины – как деть, воистину. Им везде нужно влезть, все узнать, и непременно ввязаться в неприятности. Конечно, археолог по доброй воле и в трезвой памяти никогда и ни за что, но увы, обстоятельства сильнее его. Кто же знал, что в округе Полиции настолько небезопасно? Обостренная интуиция давила на мозг даже во сне, шепча неумолимо: уходи, беги, прячься…
Куда бежать и от кого прятаться, молодой человек, право слово, не имел ни малейшего понятия. Потому невозмутимо продолжал плыть по бескрайнему темному морю; в воображаемой лодочке его укачивало, а бок грело нечто теплое и мягкое. Казалось, что лучшего и пожелать нельзя. «Вот бы плыть так вечно…».
Но все хорошее рано или поздно кончается. Лодочку качнуло, будто кто-то толкнул ее снизу, из Тьмы, послышались странные звуки, будто бы само море плакало над невосполнимой потерей. Армель нахмурился и сонно завозился, не в силах прогнать навязчивое видение, а невидимые слезы в его воображении все капали и капали… Тут в избавление его лба и щеки что-то коснулось. Нечто теплое и невообразимо нежное, точно мамины руки. Точно, наверняка это мама!..
  Шатен затих, больше не страдая от загадочного плача, улыбаясь умиротворенно; сон отступал, а руки казались уже вполне материальными. Как и слово, тихо сказанное в утреннем безмолвии:
  - Спасибо…
«За что меня благодарить? – рассеянная мысль полетала вокруг лодочки тусклым светлячком, но, завидев наступление рассвета и то, что Тьма отступает до следующей ночи, покорно растворилась. – Я этого совсем не достоин…»
  - Ммм… Уже утро? – почему-то казалось, что прошло ничтожно малое количество времени, но солнце, кокетливо заглядывающее в больничную палату, было ярким тому подтверждением: начался новый день, а с ним и новый виток новой, ранее неизведанной жизни. – Прости, я иногда жуткий соня. – Потерев глаза и окончательно вынырнув из объятий фантасмагорического сна, Роберто спустил ноги с кровати и потянулся. Лора выглядела намного лучше, чем вчера. Свежее и бодрее, что не могло не радовать француза. – Не пришлось долго ждать? – ему определенно привиделось, что кто-то касался его щеки. Но кто? Не ковбойка же, право слово! С чего бы ей… Нет, просто показалось. – Никто еще не заходил… Пойду поговорю насчет выписки. Подожди меня здесь, пожалуйста. – Армель немного лукавил: ему хотелось перед разговором с врачом плеснуть в лицо воды, чтобы не выглядеть помятым жизнью и судьбой, но девушка и так долго ждала, наверное, так что он честно постарается все сделать как можно быстрее.
В ванну, слава богу, очереди не наблюдалось. Оно и понятно, скоро праздники, всем хочется оказаться дома, в кругу семьи, а не в четырех унылых стенах с не менее унылыми соседями и рассказами об их болячках. Самому Армелю не было смысла спешить выписываться, но в свете последних событий хотелось оказаться в куда более безопасном месте, чем это. Полиция полицией, но ее верхушка как была, так и осталась мафией, и новые громкие названия ни капли не изменили ее суть.
Вода и впрямь освежила и привела чувства в порядок. Наскоро вытеревшись полотенцем и получив назад свою одежду (больничная, упаси господи, позорнее некуда), археолог направился к врачу, где стоял до последнего. Его не хотели выпускать, мотивируя тем, что он еще слаб и не до конца вылечился, и вообще – пациенту негоже спорить с медицинскими работниками. К счастью, мужчина никогда не жаловался на недостаток упрямства. Проще было сдвинуть барана с места, чем его – поменять точку зрения. Так что спустя несколько минут нужные бумаги были выдадены, пусть и со скрипом, самому Армелю пожелали «счастливого нового года», и выставили из кабинета. Поздравляем, вы выиграли битву, на очереди – целая война. С кем? Время покажет.
  - Все готово, - радостно помахав бумажкой, объявил Роберто, заходя в палату. – Давай уйдем отсюда, пока плановый осмотр не начался. Если честно, меня эти стены несколько угнетают… А тебя? – Армеля сложно назвать болтливым, но он испытывал иррациональное чувство неловкости, если человеку рядом приходится молчать. Он был бы счастлив просто молчаливо идти рядом и понимать другого с полуслова, но вдруг Лора все поймет не так? Стоило показаться болтуном, чем поставить в неловкую ситуацию новую знакомую.
Спустившись по лестнице, и придержав дверь, чтобы та не захлопнулась прямо перед носом ковбойки, молодые люди оказались на улице. Не лютый мороз, но зима и во Франции зима. Землю припорошило снегом, тонким слоем, но под ним вполне могла оказаться коварная корка льда. Возле здания больницы бродило не так уж много людей, чтобы ощущать напряжение, но один из них чем-то привлек внимание Армеля: про таких говорят «обходи десятой дорогой, целее будешь». Главное, за что зацепился взгляд археолога, была повязка на правом глазу. Явно получил не в походе за хлебом. Лучше пойти другой дорогой…
- Тебе не кажется, что?... – договаривать шатен не стал, надеясь, что Лора его поймет, и при виде подозрительного человека, не выдаст себя. Она же не дура, а вполне разумная девушка, которая умеет действовать хладнокровно и правильно в любой ситуации. Армель искренне в это верил.

- Не буду, - пообещал Армель, не оборачиваясь назад. И так ведь ясно: если это по его душу, то не отстанет, будет висеть на хвосте до последнего. Но что нужно странному типу, которого парень видел, ну, пускай второй раз в жизни – размытый силуэт в окне ночью не считается. Ни в чем противозаконном археолог не участвовал, против монархии не выступал, на улице не сорил. Образцовый, тихий человек, каких тысячи тысяч во Франции и за его пределами. Большинство из таких, как Роберто, спокойно живут себе, заводят семью, детей, исправно получают пенсию в старости и умирают счастливыми, завещав в наследство внукам парочку миллионов, нажитых честным трудом. Как видно, подобная судьба ему не грозит от слова совсем.
Лора проявляла себя во всей красе: Армель за неимением других объектов, если можно так выразиться, наблюдал за девушкой ненавязчиво, и прекрасно слышал все интонации и оттенки чувств, что вкладывала его спутница в каждое слово. Такую эмоциональность да на театральные подмостки или благое дело шпионажа. Впрочем, кто знает, вдруг Фостер любит не только музыку и лошадей? Понимающе кивнув, шел рядом, притянутый кокетливо поближе, явно ради конспирации. Для того, чтобы привыкнуть к ровному быстрому шагу, потребовалось несколько мгновений. От Лоры пахло больницей и чем-то еще, возможно, то разыгралось воображение молодого человека, но мысли про запахи всяко лучше горьких размышлений на тему «кто подставил Кролика Роджера?». Смешавшись с редкой в такой-то час толпой, они шагали прочь от здания, а цепкий взгляд одноглазого словно приклеился к затылку археолога, желая просверлить в нем дырку и забрать все содержимое в качестве охотничьего трофея. Охота… Да, так, кажется, окрестили акулы пера мероприятие, проводимое Полицией для поимки преступников. Но разве они в чем-то провинились? Ах, уже спрашивал… Ответа дождаться будет проблематично, а останавливаться и напрямик бить в лоб преследователя неуемным любопытством смерти подобно. В лучшем случае их примут за самоубийц и прикончат сразу, в худшем – запрут в комнате пыток. Говорили, что и такие методы в последнее время применяются среди мафиози. Впрочем, так оно было всегда, просто не столь явно.
Автобус показался как раз кстати. В глазах Лоры сквозила непоколебимая решимость – к чему, увы, шатен не знал. Чтобы уйти от преследования, общественный транспорт самый лучший способ после петляния по улочкам. Вряд ли одноглазый последует за ними. Уже забираясь, подталкиваемый легонько ковбойкой, в железное нутро автобуса, Армель с облегчением ощутил, как тиски, сжимавшие виски, разжались. Значит, больше холодный, голодный взгляд матерого пса не утыкается то в затылок, то в спину. В автобусе было не в пример теплее, чем на улице; достаточно мест для сидения, некоторые даже двойные, но указывать на них и спорить археолог не стал – усадила и закрыла собой, следовательно, на то были причины. Возмущаться тем, что его спасает девушка, как-то по-свински, знаете ли. Наверное, ей лучше знать, что нужно делать, а от чего можно отказаться. Из закрытого вроде бы наглухо окошка слегка поддувало, а в ноги, наоборот, толкался теплый воздух из обогревателей. Армель поправил шарф, висевший унылой змеей на шее, и поднял взгляд на Фостер – та нависла над ним, держась за поручень. Глаза девушки странно мерцали, как у кошки в темноте, но пришлось признать: на кошку она не походила. Кошки домашние, мягкие и теплые, а спутница археолога сама могла кого угодно порвать, если захочет, конечно. А может это снова богатое воображение разыгралось.
Как бы то ни было, разговор принял серьезное направление. За кем бы в действительности не охотился пес Полиции, цель – один из них, и проработать не мешает оба варианта. Про Лору Роберто знал мало, только то, что она позволила узнать и услышать. Но и о себе, как оказалось, он знает далеко не все. Способности появились спустя какое-то время после той злосчастной экспедиции. Верно. Храм. Раскопки. И… Та плесень?
  - В Храм Древних, - кивнул археолог, рассеяно дуя на онемевшие пальцы. Перчаток у него с собой не было. Изо рта при разговоре вырывались клочки пара, а склонившееся к нему лицо девушки несколько смущало. Хотя они же спали на одной кровати – о каком смущении может идти речь? – Экспедиция спонсировалась лично Его Величеством, так что все полностью законно. Деньги нам выделили из казны. Оборудование, страховка, все, как полагается… - «Только вот в конечном итоге понадобилась она лишь мне. И то не факт, что я успею ею воспользоваться, не говоря уже о том, чтобы доехать до дома». – Уж точно не всеми перечисленными тобою качествами, - хмыкнул Армель, и шепотом, чтобы никакие лишние уши не расслышали, добавил: - Возможно, им нужны образцы… Часть я отправил в лабораторию короля, но и себе оставил немного. – В специальном холодильнике, в пробирке, дома, в компании кошки и соседки, которая должна кормить животное и поливать цветы. Прекрасно. – Зря, полагаю. – Если в голосе Лоры угадывалось волнение и сосредоточенность, некая проникновенность, то Роберто испытывал вину и не скрывал этого. Как много в мире вещей, способных изменить судьбы или прервать чью-то жизнь! Если бы он знал, что обычная пробирка вызовет столько интереса. Если бы он знал, что рядовая экспедиция погубит близких ему людей. Если бы… Но этого не изменишь. Он не умеет возвращаться в прошлое. – Извини, из-за этого и у тебя прибавилось проблем, - то, что оные были у ковбойки и до встречи с археологом, ясно, как божий день. – О, скоро наша остановка, - они проехали достаточно, чтобы оторваться от преследователя, если тот, конечно, не передвигается со скоростью ветра, и пройти до нужного дома придется от силы минут пятнадцать. Встав, Армель не учел коварности транспорта, и едва не упал, благо успел схватиться за холодный поручень. Криво усмехнувшись, ведь собственная невнимательность порой может стоить жизни, он направился к выходу. Когда двери со скрипом разъехались, Роберто попытался галантно подать руку Лоре, но она то ли не захотела принимать помощь, то ли не заметила. Смирившись с тем, что любая женщина для него – лучший друг, а не цель для чего-то большего, шатен поплотнее запахнул плащ и повел спутницу через дворы, чтобы было быстрее. Он не обмолвился о том, что квартира находится в Квартале Красных Фонарей – месте специфическом и для непосвященного весьма загадочном. Причин для волнения, однако, не было – собственность на территории Мадам и прилежное поведение позволяло спокойно пересекать границы, ведь кому какое дело, с кем ты там идешь, если не нарушаешь Закон? Служителей этого самого закона, кстати, вполне могли не пустить. Рожей, как говориться, не вышел – в этом плане подчиненные Мадам были весьма разборчивы.
  - Немного осталось и мы на ме… - договорить молодой человек не успел. Из-за угла вдруг вышел незнакомец весь в белом: щегольская шляпа, длинный плащ, начищенные до блеска туфли. Блеск глаз мужчины Армелю тоже не понравился. Как и та улыбка, с которой странный встречный поприветствовал пса, появившегося за спиной Лоры. – Берегись! – от этих типов ждать милосердия не приходилось. Схватив девушку за руку, парень бросился бежать, так как надеялся, что знает переулки, граничащие с Кварталом, лучше Полиции. Он в какой-то момент пропустил Фостер вперед, чтобы ей было безопаснее. А преследователи, на удивление, совсем не спешили. Их, похоже, охота только забавляла.
   - Что же вы бежите, как загнанные звери? – послышался им вслед насмешливый голос человека в белом. – Все равно ваша участь предрешена.
  «Это мы еще посмотрим!»

Перед глазами у Армеля все плыло: все же к подобному его жизнь совсем не готовила. Улочки, мусорные баки, просто какой-то мусор сливался в одну сплошную буро-серую полосу, слегка присыпанную снегом. Дыхание от быстрого бега сбилось уже спустя несколько метров, не спасали даже занятия спортом в спорт-зале, куда молодой человек честно ходил, когда выдавалась свободная минутка. Он точно знал, что еще через некоторое время его ноги нальются свинцом по какой-то чисто биологической причине, и он не ступит ни шагу, став похожим на жертвенного ягненка, чем помешает Лоре скрыться. Не потащит же его девушка на себе, как мешок? Или потащит?.. Проверять, знаете ли, не хотелось. В груди закололо аж до слез – нет, не могу больше, надо отдышаться!
  Словно почувствовав его состояние, Лора резко утянула археолога в переулок – первый попавшийся, узкий, путь по которому преграждали доски и прочие строительные материалы. Оказавшись прижатым к спутнице, Армель на некоторое время впал в культурный шок. И то верно: по сути, интеллигент до мозга костей, любящий копаться в этих самых косточках давно почивших несчастных, он никогда и в самом страшном сне не представлял, что его размеренная жизнь превратиться во второсортный боевик с Джеймсом Бондом в главной роли. Только вместо Бонда – он сам, хорошо хоть красивая спутница и опасные враги из первоисточника тоже перекочевали в реальность. Правда радует этот факт первые несколько минут, пока дыхание приходит в норму, а пелена спадает с глаз. Зачем они спрятались, неужели?..
  Взрыв отдается эхом в ушах, голове, проходит мелкой вибрацией по всему уставшему телу. Наверное, это жалко выглядело, но Армель действительно испугался. Лишь в кино главные герои и всякие спасители мира рискуют своей жизнью легко и просто, как сигарету выкурить. На самом деле Роберто очень-очень не хотел умирать. Нормальное такое, человеческое желание. Ему было нестерпимо жалко нереализованных желаний, несбывшихся надежд и поломанной судьбы, которую он мог бы исправить, но попади в лапы Полиции, и в эпицентр слабого, но взрыва – уже никогда. Стало по-настоящему страшно. И обидно, пожалуй. Нет, ноги ослабели и подкосились совсем не от этого, не нужно презрительно смотреть и качать головой. Просто он смертельно устал, и чуть-чуть посидит на холодном асфальте в компании ковбойки и кучек то ли выпавшего, то ли не растаявшего еще снега. Посидит, и они непременно побегут дальше. Главное, чтобы апатия не захватила, иначе от археолога будет толку меньше, чем от дохлой мыши. Да и та бы сгодилась, чтобы поймать голодную кошку, быть может.
  Но долго так сидеть и взглядом датского принца изучать стену напротив никто не даст – непозволительная роскошь в такой ситуации. Лора помогла Армелю подняться и, крепко держа за руку, потащила дальше по переулку. Двигалась она легко и плавно, как будто все детство тут провела среди закоулков Парижа, а он, коренной житель, растерялся, как провинциалка, впервые попавшая ко двору. Неловко задев плечом какую-то балку, шатен задержал ковбойку буквально на несколько шагов – и это спасло им жизнь. Возможно, от переутомления или стресса паранормальные способности парня вновь дали о себе знать. Что-то щелкнуло в голове, будто бы выключатель, и Армель увидел все так, словно оно уже произошло. Не предвидение, а сверхчеловеческая интуиция.
  Вот Цербер, решив не ждать, пока минер поглумится над зверьками, идет в обход, и натыкается у выхода из переулка на спасшуюся парочку. Вот все трое замирают, выбирая, в какую сторону двинуться, и что сделать, и лезвие меча томительно-медленно летит к шее Лоры, чтобы отсечь голову… Или пронзает снова всунувшегося со своей галантностью Роберто. Умереть позже дамы – позор для настоящего мужчины, так говорил его знакомый испанец. Но мы-то не в Испании. И, как ни крути, галантность сейчас вот ничерта не спасет.
  - Он впереди, - тихо, обреченно сказал Армель, физически ощущая, как их загоняют в еще одну ловушку. – Тот, одноглазый. Думаешь, проскочим? – археолог искренне сомневался в собственной удаче. Им поможет разве что чудо. Он волнения ладони вспотели, и он осторожно, но решительно освободил руку из руки Лоры. Вытер о ткань пальто, подул. Еще было полминуты времени. Тридцать секунд иногда решают все. Даже если они успеют выскочить и побежать, их наверняка догонят. И долго ли сможет хилый археолог поддерживать безумный темп игры на выживание? Сам себе противен, ты жалок, жалок! Ничего не можешь сделать, а еще девушку подставляешь! Пусть ненамеренно, но ведь будь она одна, то легко оторвалась от преследователей, стала бы невесомой и быстрой, как ветер в прериях ее родины…
  Погодите. Ветер. А что, может сработать.
   - Есть идея, она безумная, но… - парня лихорадило, как тогда, в больнице. Спину прошиб холодный пот. Если не выйдет, их банально схватят и не известно что еще сделают. Мафия не охотится на людей, чтобы пригласить на чашку чая. Или пива. Тот в белом немец, не зря же Лора крикнула что-то на немецком. Хотя Армель, конечно же, ни слова не понял. – Я сейчас… - ладони как-то подозрительно быстро высохли. Температура тела скакала, как курс доллара в критические для биржи дни, и сосредоточиться на том, о чем ты имеешь весьма размытое представление, сложно. Практически невыполнимо.
  Двадцать пять секунд…
  В центре ладони, щекоча ее кончиком, закружилась маленькая воронка. Поддерживая ее, Армель начал плавно вращать ладонью, как дети, когда хотят, чтобы вода в ванне сворачивалась в водоворот. Движения ему подсказывала интуиция, если бы он хоть на секунду задумался над тем, что делает, то можно было смело составлять завещание прямо здесь, на ящиках для строительного мусора.
Двадцать секунд…
Воронка разрослась. Теперь ветер хлестал в лицо, задевал краями стены переулка, и грозил в следующий миг вырваться из-под контроля. С такими недетскими игрушками Роберто раньше не игрался, да что там -  в руках не держал! Но сила подчинялась ему, лижа руки, как ласковый зверь, готовый сорваться с привязи и вцепиться в глотку обидчику. Сглотнув и мотнув головой, чтобы взмокшая от пота челка не лезла в глаза, Армель сипло и рвано попросил:
  - Отойди… Лучше назад… - «Прикрой спину» - слишком пафосно, но скоро там окажется человек в белом, а это не есть хорошо. Глубоко вздохнув, шатен отсчитывал секунды до появления одноглазого.
  Пятнадцать…
  Десять…
  Пять…
  Одна…Ну же! Давай!
  Надо было просто видеть выражение лица преследователя, вышедшего как раз под удар своеобразного снаряда. Он отступил на два шага, схватился за рукоять меча, напрягся, как пес перед прыжком, даже оскалился так, что стали видны идеально ровные белы зубы и розоватые десны под приподнятой губой. Обострившееся зрение подметило также, что враг не успевает отпрыгнуть или что-то сделать в ответ, наверное, от растерянности. И смерч сорвался с рук Армеля, и рванул навстречу обнаженному в безрассудном порыве защититься клинку. Сказать, что одноглазого смело, это не сказать ничего. Вместе с балками, ящиками и частями стен. Роберто обязательно бы виновато улыбнулся и сказал что-то в духе «Простите за причиненный ущерб», но силы стремительно покидали тело. Слава богу, что Лора быстро сообразила, что к чему, и археолога буквально за шкирку потащили прочь. Когда они отбежали на порядочное расстояние, со стороны переулка раздался полный ярости вой. Не крик, а именно вой. А затем – новый взрыв.
   - Немецкая педантичность ему не поможет, - почему-то эта фраза показалась изумительно смешной. На Армеля вместо апатии накатывала истерика. Повезло, что способности отнимают много сил, и не позволили парню зайтись нервным смехом. Беглецы свернули за угол, и там наткнулись на патруль. Двое мужчин, не из Полиции, они, скорее всего, услышали шум, и пошли разбираться.
   «Слава господи, что я не на территории Квартала атаковал…» - с облегчением подумал Роберто, плетясь вслед за Лорой. Внимательного взгляда одного из мужчин он даже не заметил.
   - Вы на территории Мадам. Теперь вам ничего не угрожает, если вы, конечно, не преступили Закон, - объявили им с изрядной долей иронии. Ну да, не нужно быть дураком, чтобы понять: потрепанные молодые люди не просто его преступили, а хорошенько потоптались на важных фигурах шахматной доски Босса.